— Кто за? Спасибо, принято единогласно. Погодите, не расходитесь. У нас остался еще один маленький, но довольно-таки большой вопрос. Видите ли, у нас в стране металлургических комбинатов оказалось на четыре штуки меньше, чем членов нашего правительственного кооператива. Поэтому мы должны исключить из списков четверых человек, оранжевые вы мои.

В зале заседаний повисло ошарашенное молчание, и президент решил воспользоваться всеобщим замешательством, чтобы развить инициативу. На его помятом лице отразилась искренняя тревога за судьбу страны. Честные глаза опустились к бумажке с фамилиями членов кабинета, а из горла вырвался почти что стон:

— То есть, не совсем исключить, — в голосе президента появилась капелька оптимизма. — Просто мы договоримся, что будем проводить плановую кадровую ротацию, и те четверо, кому сегодня не достанется своего металлургического комбината, встанут в резерв под первыми номерами. И как только кто-то из тех, кто получит по комбинату, попадется на взятках, воровстве или на сговоре с Москвой, так мы сразу же передадим его комбинат кому-то из резервистов. Так что сразу хочу пообещать, что долго ждать не придется.

Это был сильный ход, но и он не достиг цели. Члены правительственного кооператива напряженно молчали, ожидая главного – конкретных фамилий, вычеркиваемых из общего списка. Кто-то ерзал, кто-то закусил губу, кто-то нервно рисовал тенета в блокноте. И только президентский помощник Шура, как всегда, похрапывал в уголке. «Вот кому хорошо, — подумали разом остальные оранжевые, — его-то точно не вычеркнут».

Президент тяжело вздохнул и приступил к самому неприятному.

— У политического руководства созрело предложение вычеркнуть из списка очередников на контроль за металлургическими комбинатами следующих четверых членов нашего правительственного кооператива: госсекретаря, вице-премьера по гуманитарным вопросам, министра экономики и министра образования.

Раздались дружный вздох облегчения и четыре стона. Точнее, стонов было три, потому что министр экономики с недавних пор вообще лишился голоса, а потому он даже стонать не мог, а только выпучил глаза, как Тарас Бульба на картине Олены Порадько. Первым заговорил госсекретарь.

— Это возмутительно. Вы не можете так поступить с нами.

— Могу, еще как могу, государственный вы мой, — возразил как всегда рассудительный президент. — С кем-то же я должен так поступить? А я ведь предупреждал вас, металлургические вы мои, не делите комбинаты поштучно, создайте промежду собой что-то наподобие акционерного общества и стригите себе купоны. Не послушались. Теперь вот извольте строиться в очередь.

Тут министр экономики вскочил со своего места, подбежал к президентскому столу и улегся на его стол прямо поверх бумаг. Он ничего не говорил, а только вцепился руками в столешницу, явно демонстрируя намерение остаться здесь навсегда.

— Ну что же это Вы хулиганите, продвинутый Вы мой, — увещевал его президент. — Если не довольны предложением политического руководства, так и скажите. А к столу себя приковывать незачем, все и так знают, что вы тут для мебели.

— Это уже просто нестерпимо, — заявил госсекретарь. — Вы издеваетесь над нами. Вы же прекрасно знаете, что министр экономики потерял свой голос, ведя решительную борьбу за наши внешнеэкономические интересы. Когда к нам приехал русский министр экономики и потребовал, чтобы мы активнее работали в рамках единого экономического пространства, то наш уважаемый министр во всеуслышанье заявил, что мы вообще выходим из этого самого пространства. Вы потом смягчили эту позицию, и даже лишили министра экономики права голоса, зато русские так напугались, что с тех пор ни про какое пространство и не заикаются. И после этого Вы вычеркиваете из списков такого патриота, да еще издеваетесь, требуя, чтобы он что-то сказал.

Упрек был настолько справедлив, что президент не смог придумать, что и возразить. А госсекретарь, завладев вниманием аудитории, продолжал свой драматический монолог:

— Я вам вот что скажу. Я ухожу в отставку. Во-первых, зачем мне место в правительственном кооперативе, если к нему не прилагается металлургический комбинат? Разве о том мы мечтали на майдане? А во-вторых, ржавчина коррупции разъела нашу государственную машину.

—Ты мне государственную машину не трожь! — вскочил со своего места огромный дядька с лицом промосковски ориентированного силовика. — Да я за эту машину Родину продал!

— Попрошу факт продажи Родины зафиксировать в протоколе, — встряла в разговор премьерша. — Я всегда говорила, что Петя за машину или за комбинат Родину продаст.

— Сильна малышка, — ошалел от такой наглости силовик Петя. — Сама весь национальный энергетический рынок разворовала, а на меня пальцем кажет.

— Ну, полноте Вам, господин Порошенко, — вмешался министр образования. — Что она может украсть на рынке? Это же не магазин, в конце концов.

— А Вам бы вообще помолчать, — предложил Петя. — Хотя бы до ближайших школьных каникул. Вы-то опять не смогли перевести крымские школы на украинский язык с 1 сентября, как обещали.

— Можно подумать, что Вы перевели на украинский крымские суды, — парировал министр образования.

— Это Вы потому такой смелый, что сами ничего не украли, — завелся Петя. — Ясное дело, у Вас в образовании взять нечего. Вот Вы и ждете подачек от премьерши. Подумать только, как изменилась наша коррупция. Раньше, в первые недели после майдана, мужчины платили женщинам, это было нормально, а теперь… Какое падение нравов.

— Ну, ладно, пора заканчивать, — президент решил подвести итог дискуссии. — Отдавайте ключи от Никопольского комбината, и давайте расходиться по домам.

— А вот ключики мы вам не отдадим, — с хитрым прищуром заявил вице-премьер по гуманитарным вопросам. — Мы вам не Буратины.

Тут президент нахмурился, что было совсем уж плохим признаком.

— Так, быстро вернули ключи от Никополя. А то всех разгоню, снова на майдан в палатках ночевать пойдете. Последний раз спрашиваю, у кого ключи? Родные мои, признайтесь, кто совершил этот разбой, будет хуже, мои серебряные.

— А ты нам не грози, Витя, — спокойно ответила премьерша, — мы и на майдан пойти можем, и на парламентские выборы. Давай лучше пойдем в вопросе с Никопольским комбинатом законным путем.

— Законным путем идти можно. Дойти трудно, — возразил президент Витя. — Так что, если не хотите по-хорошему, отправляю всех в отставку — и тебя, Юля, и тебя, Петя. Вот и сидите теперь со своими комбинатами, но без портфелей и без иммунитета. А насчет ответственности за коррупцию, я так решил: будем жребий тянуть. Кто бумажку с крестиком вытянет, тому и кресты за всех. А ну-ка, Петя, давай сюда твою шапку…

Каждый вытянул по бумажке, но никому не досталось обрывка с крестом.

— А кто же будет крайним? — озадаченно спросила премьерша.

И тут из дальнего угла раздался самодовольный храп президентского помощника Шурика. Отставные члены правительства сгрудились вокруг дремлющего счастливчика, а президент разбудил его дружеским тычком под ребро и ласково предложил:

— Вытащите эту бумажку, неподсудный вы наш…