В саду у большой государственной дачи прямо под яблоней стоял стол. За столом
сидели четверо. Хотя самим им слово сидеть, понятное дело, не нравилось. И даже
ихний главный говорил остальным не «садитесь», а «присаживайтесь». Но сейчас
им было не до словесных церемоний. Не было даже привычных телекамер, которые
вообще-то фиксировали каждый шаг главного. Каждый, но только не этот. Главный
мрачно смотрел исподлобья на остальных, а те ежились под его холодным взглядом.
— Ну что, господа министры, кто-то помнит, куда золотовалютный запас припрятали?
Что касается меня, то я только помню, как пришел министр финансов и просил упрятать
золото с валютой куда подальше. Еще помню, как засовали мы весь этот самый золотовалютный
запас в самую большую золотую шапку и стабилизационным фондом сверху прикрыли.
А где эта шапка теперь?
Первым не выдержал министр финансов.
— Где-где… В Караганде, — просипел начальник минфина. — Сам ты, Доцент, ее
куда-то унес, а нам не сказал. Я тебе говорил, шепни, куда прятать будешь. А
ты мне: пасть порву, моргалы выколю, в сортире замочу. А вот теперь явился –
тут помню, тут не помню. Как послание читал, помню, как с Берлускони черешню
лопал, помню, а как шапку с золотовалютным запасом прятал, не помню. Так не
бывает: тут помню, тут не помню.
— Бывает, — вступил в разговор министр обороны, который странно косился, потому
что утром опять неудачно упал на татами после того, как главный захватил его
за кимоно и бросил, заработав очередную юку. — Я вот раз заснул в генеральских
погонах, а проснулся штатским, но при этом мне все генералы стали честь отдавать.
А между тем и тем ничего не помню, как будто и не было ничего.
— Слышь, Косой, — остановил его главный, — ты волну не гони. Ты лучше вспомни,
на какой бульвар мы тот раз ездили.
— А что Косой? Сам потерял – и сразу Косой. Чуть что, сразу Косой. Учения с
китайцами – Косой. ЦСКА едет «Ливерпулю» проигрывать – Косой. Батискаф в сетях
запутался и надо нырять его вытаскивать – так сразу Косой. Я тебе говорил, у
меня насморк, а ты – пасть, пасть. Нырять заставлял в такую холодину.
— А я тебе пасть порву, моргалы выколю. Ты у меня всю жизнь на лекарства льготные
работать будешь.
— Так бы сразу и сказал.
— И вообще, все склоки прекратить! Не играть, не пить, не воровать. Без меня.
А ты, Косой, не крути, рассказывай, что там было за дерево и что за памятник.
И рассказывай толком, чтобы мухи отдельно, котлеты отдельно.
— Дерево – во! — Министр обороны растопырил пальцы, как новый русский перед
братвой. И памятник был.
— Чей памятник?
— Ну а я знаю!
— С бородой?
— Нет.
— С бакенбардами?
— Да не помню я. О! В пиджаке. Мужик в пиджаке. Скульптор Зураб Церетели.
— Ну, ты сказал! — Министр финансов расхохотался от души. — Тоже мне примета.
Да в Москве на каждом бульваре есть мужик в пиджаке работы Церетели.
— А этот мужик сидит или стоит? — уточнил главный.
— Ну, ты спросил. Кто же его посадит? Он же памятник!
— Надо будет посадить, найдем, кто посадит, — возразил главный. — И не таких
сажали. Снимем кино в жанре независимого расследования о том, как памятник налоги
не платил, расскажем, как под памятником бандиты кучковались, да Евсеич что-нибудь
накопает, — вот тебе и дело готовое.
— Кстати, о кине, — вспомнил Косой. — Там еще кино рядом показывали, на этом
бульваре-то. Только кина больше не будет. Электричество у Чубайса кончилось,
пробки на главной подстанции сгорели. И кинщику не до кина. Он с министром культуры
судится. Говорит, министр культуры его не любит.
— Любит – не любит… Устроили тут ромашка, — подал голос социальный министр.
— И чуть что сразу в суд. Зачем самим в суд ходить? Как будто повестка не пришлют.
— Ну что ты дергаешься, Зураб Алибабаевич, что ты дергаешься? Тебе из нас меньше
всех дергаться надо. Ты почти что чист, особливо после того, как твоя супруга
сдала те дачи, под которыми Митволь золотую мину искал.
— Да, а монетизация? А сельские школы? Думаешь, мне спишут, что я сельские
школы закрыл? Шакал я паршивый, у стариков деньги отнял, у детей школы…
— А когда ты в нефтяной компании прямогонный бензин ослиной мочой разбавлял,
не шакал был?
— То бензин, а то дети.
— Слышь, Доцент, — наклонившись к главному, зашептал Косой. — Этот Зураб Алибабаевич
на этом скачке расколется, редиска, при первом же шухере.
— А теперь скажи это по-человечески.
— Этот нехороший человек предаст нас при первой же опасности, — выдавил из
себя Косой, с тем же трудом, как Чехов раба. — Я тот раз сам слышал, как он
кололся, пока мы бюджет в третьем чтении проводили. Мы тогда по комитетам профильным
разошлись, а его оставили на пресс-конференции фуфло толкать. А он плакаться
стал. «Шакал я, — говорит, — паршивый, все ворую, ворую». А журналисты ему:
«Чего это ты воруешь-то?» А он: «Вот на шухере здесь сижу». А тут как раз бюджет
проголосовали, и мы идем вместе с депутатами. А он вскочил и за нами: «Э, —
говорит, — украли уже, ну, я пошел». Вот журналисты-то и начали свистеть. Так
что нехороший он человек, уважаемый Алибабаевич.
— Вот так гораздо лучше. И запомни, вежливость – лучшее оружие вора. А тем
более министра. А нам вежливость скоро понадобится. Чувствую, не найдем мы золотовалютный
запас, а как цены на нефть упадут, придется какую-ту мульку попсе втирать. Я
чувствую, я всегда чувствую.
— Доцент, а, Доцент, — хитро прищурился Косой, — ты же не велел по фене ботать,
а сам несешь?
— А ну, канай отсюда. Я тебе не по фене ботаю, а нормальным языком профессионального
пиарщика разъясняю, что надо будет или золото с валютой делить, или такую мульку
втереть, чтобы пипл схавал. А то они уже базар развели, как стабилизационный
фонд делить будут.
— Это какую, например, мульку? — заинтересовался министр финансов, который,
видно, тоже почему-то чувствовал, что золото с валютой не найдутся.
— А вот такую: деньги ваши – будут наши. Чем тебе не месседж?
— Класс! — искренне восхитился министр обороны.
— А ты не скалься. Вы двое, — главный ткнул растопыренными пальцами в финансиста
и оборонщика и протянул им замусоленную книжку. — Вот вам английский язык. Выучить
от сих до сих. Из Сочей приеду – проверю. Я тут автомашину купил с магнитофоном,
«Волга» называется, пошил костюм с отливом, и в Сочи. Но как вернусь, сам спрошу,
хотя у меня, так-то, немецкий. Если не выучите, моргалы выколю, пасти порву
и, как их, эти, носы пооткушу.
— А зачем нам английский? Посольство будем грабить?
— Взаймы будем брать. Если шапку с валютой не найдем. А ты, Алибабаевич, купи
пока кого-нибудь из ньюсмейкеров, кто бы втер попсе, что золото с валютой делить
не будем, и чтобы они думать об этом забыли. Да смотри, не покупай экономиста.
Нам умники без надобности. Купи какого-нибудь фраера, чтобы в финансах был полная
Дуся, но с понтами.
— Понял, Сан-Саныч, давай червонец, Примуса покупать буду.
— Вот это тики-так. Купи Примуса, и пускай он пиплу фуфло толкает. А мы пока
– на день физкультурника. Побежим с детьми и пенсионерами. Пусть думают, что
мы спортсмены. А то нам еще рейтинг нужен. Как стемнеет, рейтинг будем брать.
Ну, что расселись? Канайте отсюда, лишенцы!