Михаил Ремизов, президент Института национальной стратегии:

В переговорах по поставкам газа обе стороны можно назвать проигравшими, если говорить не о клановых и коррупционных интересах (там все довольно темно и закрыто), а об интересах публичных. Обе стороны являются проигравшими с точки зрения, прежде всего, взаимоотношений с Европой. Для Украины болезненным является тот факт, что впервые и европейское общественное мнение, и европейские политики и чиновники говорят о примерно равной вине Украины и России. Раньше Украина рассматривалась преимущественно в качестве жертвы, сейчас же она является одной из сторон, разделяющих ответственность за проблемы, которые являются причиной обеспокоенности и озабоченности Европы. Что же касается России, то для нее тоже является болезненным тот факт, что, возможно, впервые в таком масштабе были сорваны поставки газа, и ответственность по ним перед европейскими потребителями несет, как известно, именно Россия. Учитывая, что российская экономика и политика остается, прежде всего, ориентированной на сырьевой экспорт, и в первую очередь экспорт газа, это действительно очень болезненный вопрос.

Несомненно, Европа форсирует усилия по диверсификации своего энергобаланса. Последнее соответствует объективным интересам России, потому что будет дополнительным стимулом к тому, чтобы осуществлять стратегию энергетической индустриализации и перерабатывать часть того сырья, которое сегодня идет на экспорт, внутри страны. Даже строительство заводов по сжижению природного газа и формирование общей инфраструктуры продажи СПГ будет большим шагом вперед по сравнению с существующей моделью газового экспорта. Поэтому если Европа диверсифицирует свой энергобаланс, то Россия сможет снизить объем своих обязательств перед Европой по природному газу и пустить природный газ на нужды собственной экономики и на переработку. Я думаю, что это сейчас должно быть приоритетом.

В целом эта газовая война была еще одним знамением того, что время энергетических держав прошло - и было достаточно недолгим. Статус энергетических, сырьевых держав в мире очень сильно снижается в связи со снижением цен на энергоносители. Если мы не хотим смиряться - а я надеюсь, что мы не хотим, - со снижением статуса, то мы должны качественно трансформировать собственную экономику в целом и энергетику в частности. То есть сделать ее менее сырьевой и менее экспортоориентированной.

Что же касается того, кто одержал верх по тем условиям контрактов, которые достигнуты, то до сих пор сохраняются разночтения относительно итоговой цены, до сих пор сохраняется неясность в вопросе о долге украинской стороны, и до сих пор сохраняется неясность в вопросе о возможности реэкспорта газа Украиной (формально такой возможности нет, но будет ли такая возможность обеспечена фактически?). Поэтому на самом деле точно так же как, и переговорный процесс был во многом закрытый, соответственно, закрытыми во многом являются и результаты итоговой договоренности, несмотря на то, что что-то, конечно, было объявлено. Должен сказать, что для меня остается вопросом, что реально было основным предметом конфликта в этой газовой войне. Потому что те расхождения по цене на газ, которые фигурировали в публичном пространстве, были лишь отголоском какого-то реального конфликта, но вряд ли были его причиной, потому что даже упущенная выгода «Газпрома», не говоря уже о возможных штрафных санкциях, перекрывает ту выгоду, за которую можно было торговаться в этом вопросе о цене поставок газа. Тем не менее, предмет конфликта действительно был, он был вполне реальным. В чем именно он состоял? Я думаю, что мы говорить об этом пока еще не можем.

Что касается того, возможно ли в этом году повторение газовой войны, то поскольку это происходит с известной регулярностью, то, естественно, это вполне возможно, особенно в нынешней ситуации, когда конфликт приобрел невиданные масштабы из-за длительной блокады транзита; раньше такого не было. Вообще у меня есть ощущение, что «Газпром» в своей переговорной логике действовал стереотипно, примерно также, как и в предыдущие годы, а вот Украина действовала немного иначе, она действовала более наступательно, более уверенно, с ощущением того, что ей нечего терять в сложившейся ситуации и что она создала себе какую-то подушку безопасности в виде резервов в газохранилищах. Возник конфликт стратегий, то есть, с одной стороны, стереотипная инерционная стратегия «Газпрома», и с другой - изменившаяся агрессивная стратегия украинской стороны. Именно этого, судя по всему, российские переговорщики не ожидали. В дальнейшем, я думаю, газовые конфликты будут продолжаться, другое дело, что все-таки тенденция на снижение цен на нефть пока оказывается довольно устойчивой, поэтому этот момент газовой войны был уникальным в том смысле, что в дальнейшем «Газпром» не сможет уже ориентироваться на такие высокие показатели нынешней европейской цены. Просто потому, что европейская цена будет другой.