Павел Святенков, политолог, член «Русского клуба»:
Активизация Владимира Путина, произошедшая буквально в последние несколько недель, во многом связана с судьбой ливийского лидера Муаммара Каддафи, несмотря на то, что обе страны в минувшем десятилетии были далеки друг от друга. Путин, конечно, примеряет на себя судьбу ливийского правителя, он явно ассоциирует Каддафи с самим собой. Недаром во время своего выступления с критикой действий войск коалиции в Ливии Путин говорил о том, что Каддафи – это правитель в наполеоновском духе. Путин не может не понимать, что его правление с опорой на силовиков – это тоже такой римейк Наполеона. Поэтому он ощущает в событиях в Ливии личную угрозу для себя, а это заставляет его более активно участвовать во внутрироссийской политике. Путин понимает, что если просто отдаст власть, то, скорее всего, повторит судьбу Милошевича, который скончался в гаагской тюрьме. Путин активно протестует по ливийскому вопросу, потому что считает свою судьбу и судьбу Каддафи взаимосвязанными.
Что же касается официальной позиции России по событиям в Ливии, то она уже изменилась. Если первой реакцией Москвы на ситуацию в Ливии была безоглядная поддержка, одобрение резолюции СБ ООН, солидаризация с Западом, то сейчас позиция более осторожная. Россия требует, чтобы страны Запада не выходили за пределы мандата ООН в своих действиях. Иначе говоря, в российской внешней политике возобладала линия Путина и его окружения, а не Медведева, и линия эта, скорее всего, родилась из страха за свое будущее.