Леонтий Бызов, старший научный сотрудник Института социологии РАН:

Понятно, почему Путин заявляет, что в России нет политзаключенных. Мало какие власти в мире признают наличие политзаключенных. Судить людей за убеждения не политкорректно, поэтому традиционно политзаключенных обвиняют по тем или иным уголовным статьям. Вспомним, что даже при более репрессивных режимах, чем нынешний российский, допустим, в 70-е, 80-е годы, когда преследовали диссидентов, власти тоже утверждали, что у нас никаких политзаключенных нет. При этом им шили разные достаточно сомнительные обвинения. Тем не менее, официально существование политзаключенных отрицалось. Это касается и современных западных стран, где тоже формально никаких политзаключенных нет.

Это вопрос терминологический, потому что, например, в списке, поданном оппозицией в Кремль, есть люди типа Ходорковского, которого фактически судили не за политические убеждения, а за экономические преступления. Другое дело, что наша оппозиция и правозащитники считают, что эти обвинения несостоятельны, но доказать преследования по политическим мотивам невозможно, потому что никакая политика в реальном обвинении Ходорковского не участвует. Дело может быть сфабриковано или не сфабриковано, но реально оно является экономическим.

Политзаключенными называют и тех, кто осужден по статье «экстремизм». Но обвинение в экстремизме является тоже не политическим, а уголовным в равной степени как терроризм и другие виды противоправной деятельности. Статья эта очень скользкая и имеет огромное количество претензий со стороны юристов, потому что грань между политическими высказываниями и экстремистскими чрезвычайно тонкая. Поэтому чаще всего эти обвинения носят произвольный характер: можно одно и то же высказывание расценить как выражение убеждений и как экстремизм. Но, тем не менее, формально люди не являются политзаключенными.

Список, переданный в Кремль, не очень длинный, что говорит о том, что наш режим нельзя назвать репрессивным на фоне других режимов, которые существуют сегодня в мире и которые когда-то входили в Советский Союз. Этот список исчисляется десятками, максимум сотнями людей, но никак не тысячами, и каждый отдельный случай является своего рода уникальным. Людей судят по разным статьям, предъявляют им различные обвинения, и каждое дело требует как бы специального рассмотрения, специального обоснования, что политический характер обвинения превалировал над уголовным.

Вряд ли позиции правозащитников и власти по этому вопросу претерпят изменения. Хотя все мы прекрасно понимаем, что политзаключенные у нас есть, просто им предъявляют обвинения по уголовным статьям. При этом у нас действует практика как бы выборочного правосудия. Допустим, многих наших олигархов надо бы отдать под суд, но судят только Ходорковского. Пока в нашей стране существует такое правосудие, политически неугодным всегда найдут, что предъявить, а настоящие преступники будут на свободе. Это издержки нашего законодательства и нашей политической и процессуальной практики.