Ведущий программы «Однако» (Первый канал):

Встреча лидеров стран Балтийского и Черноморского регионов - это собрание лимитрофов. Есть такое понятие «санитарный кордон», которое исторически использовалось различными западными странами против России, начиная с французского «Восточного вала». Там была Польша, Речь Посполитая, Швеция и Оттоманская Порта. Все эти «кордоны» исторически разрушались. Эта хреновина не работает вне зависимости от политических задач, контекста и организаторов.

От конференции создалось впечатление, что собрали марионеток, и произнесли перед ними воодушевляющую речь. Это называется «сбор пионерской дружины». При этом вожатый товарищ Чейни произнес речь, которая даже стилистически очень точно выполнена в этом жанре. В американской политической традиции последние 200 лет не принято произносить речи с такой выспренней лексикой. Например, он использовал слово beloved, которое означает «обожаемый». Оно было обращено к покойному Рейгану, но ведь США не Северная Корея, и в Америке так не принято выражаться.

В речи Чейни звучали совершенно странные высказывания. Например, балтийские страны были охарактеризованы как «древние нации, у которых украли суверенитет». Можно очень любить прибалтов и уважать их историю, но вот древность их нации явно не является их отличительным историческим признаком.

Эта конференция  – абсолютно ходульное провокативное политическое мероприятие, которое призвано поднять дух марионеток, сильно потрепанных очень серьезным и неожиданным для многих российским контрпротиводействием.

Чейни не новый человек в политике. Он был министром обороны старшего Буша. Еще в период советской перестройки этот человек был самым скептически настроенным по отношению к тому же Горбачеву. Надо отдать ему должное: он не любит Россию крепко, постоянно и устойчиво. Я думаю, он использовал конференцию, в том числе и для того, чтобы навязать свою позицию американской администрации, у которой есть разные тактические взгляды на Россию, хотя я не вижу стратегической разницы.

Чейни, чья репутация очень сильно подпорчена, и кто до сих пор являлся реальным вождем «ястребов» (неоконсерваторов в администрации), пытается возбудить антироссийскую риторику, спровоцировав на нее определенную реакцию, в том числе и России. Таким образом Чейни стремится скорректировать американскую политику в отношении России как раз накануне саммита. Потому и прозвучала «одергивающая» речь Кондолизы Райс, которая тоже ничего хорошего про Россию не думает. Это некоторое сопротивление Госдепа США навязыванию ему жесткого тактического рисунка.

Я не вижу никаких перспектив вступления Грузии и Украины в НАТО. Грузия туда вступить не успеет, потому что судьба грузинского режима решена. Нет уверенности, что следующий будет лучше, потому что грузинская политическая элита доказала способность менять одного придурка на другого, причем достаточно динамично. Разговоры про «фекальные массы» возникают не от хорошей жизни, а оттого, что люди уже совсем потеряли рассудок.

Что касается Украины, то попытка втянуть ее в НАТО одноразово расколет это государство и снесет тот политический режим, который попытается это сделать. Украине не нужно в НАТО.

Если Грузии нужно в НАТО, поскольку грузинское руководство, по-настоящему марионеточное, хочет таким образом получить гарантии собственной безопасности, то Украине нужно в Европейский Союз. Но она туда не может вступить, так как это расколет Евросоюз. Сублимировать вступление в НАТО она также не может, поскольку это расколет Украину.

Называть эту встречу «саммитом» не правильно. Это конференция, на которую, по разным причинам, приехало много первых лиц. Именно приезд первых лиц на конференцию такого рода отражает некоторые болезненные элементы в политике. Например, когда вы объявляете конференцию по защите головастиков от проливных дождей, и туда съезжаются главы неких государств, то напрашивается вывод о том, что у этих государств плохо либо с головой, либо с головастиками, в общем, явно какие-то цирюльнические проблемы. Когда на конференцию гуманитарного характера съезжается огромное количество первых лиц, то значит, у них какие-то напряги с идеологией.

Конечно, эта встреча приурочена к саммиту Восьмерки. Это способ давления определенного крыла американской администрации на ситуацию вокруг него. Если бы не саммит Восьмерки, можно было бы вообще не обращать внимания на конференцию. Вся эта история помещена в определенный информационный контекст, в котором она работает с общественным резонансом. Если бы не было контекста, не было бы и резонанса.

Повлиять на Восьмерку трудно. Дело в том, что такие мероприятия – это не есть решительный бой и не есть острая дискуссия. Эти мероприятия подготовлены, они запротоколированы, и все, что должно на них произойти, либо решается до, либо происходит после. Поэтому вся пакость, которую можно было вынести на саммит, уже состоялась. Смысл отношений определяется не парадными встречами, а их реальным содержанием.

Восьмерка – это восемь стран, а не две (Россия и Соединенные Штаты). Очень важно, что их не две и даже не три. Если мы посмотрим, например,  на стиль отношений России с Германией и с Францией, то мы достаточно легко найдем несколько отличий от стиля отношений России с США. В этом смысле, выпады Чейни во многом объясняются тем, что в политике Запада нет единства и последовательности. По отношению к России не удается навязать никакой единой линии, и не удастся.

Стиль американской политики, когда эта страна находилась на взлете, всегда был такой: спокойный, наглый, но без криков. Вещи такого рода, как выпады Чейни, связаны с периодами кризисов. Например, с началом «холодной войны», когда был «железный занавес», и Соединенные Штаты чувствовали, что Сталин делает что-то, чего они никак не предполагали. Такое происходило в период пика наступления коммунизма в середину пятидесятых. Когда Америка сильна, когда она консолидирует своих союзников, речи выглядят очень спокойно, и используется язык, стилизованный под нормальное международное право.