Счетовод и тайный боец невидимого фронта Семен Семеныч Горбунков залечивал очередной закрытый перелом, а заодно продолжал сотрудничать с органами по раскрытию экономических преступлений. Его секретное задание, как обычно, сводилось к тому, чтобы назюзюкаться в кабаке с Гешей Козодоевым, а попутно взять того с поличным в момент покушения на исполнение преступных умыслов, как прямых, так и косвенных.
Времена, однако же, поменялись, и теперь место джаз-банда в «Плакучей иве» занимал огромный плазменный телевизор с функцией караоке. Но кто же будет в пятницу вечером культурно отдыхать под песенку про зайцев или даже про шоколадного зайца? Семеныч с Гешей смотрели новости, потому что нынешние журналисты поют всяко получше фабрикантов.
Правда, в эту пятницу ничего, как назло, не случилось, и новости были какие-то скучные. Даже дикторы почти спали, явно разочарованные неудачным дежурством и падением рейтинга. Но вдруг юноша на экране приосанился, а его напарница принялась поправлять прическу. Что-то назревало в эфире. И через секунду Семеныч понял, что.
Сегодня Степашин встречался с Кудриным, — радостно сообщила ведущая, и ее можно было понять, потому что каждый из этой парочки ньюсмейкеров умеет так сказануть, что заокеанские доу-джонсы становятся похожи на кардиограмму первого Президента до его встречи с Дебейки.
Ньюсмейкеры не разочаровали. Сначала сообщили, что встреча была посвящена обсуждению проекта бюджета. Правда, тут вмешался бестолковый Геша — при советской власти простой демонстратор одежды, а при рынке модель с миллионным контрактом.
— Сеня, я не понимаю, что может искать Счетная Палата в проекте бюджета? Она ведь должна следить, чтобы не разворовывались деньги, а в проекте денег еще нет, там одни только цифры, и те еще ничего не значат.
— Чудак ты Гена, — просветительским тоном сообщил Семеныч. — Пока вы с Шефом золото–брильянты через таможню таскаете, кое-кто разворовывает бюджет еще на стадии разработки.
— За это надо выпить, — согласился Козодоев, мешая в бокале продвинутого собутыльника водку, пиво и прочие подвернувшиеся напитки.
А на экране ньюсмейкеры продолжали делать новость. Степашин поднапрягся и выдал прямо в камеру, что он сделал Кудрину дискуссионное предложение о стабилизационном фонде. «Вот оно! — Почуял Горбунков, в голове которого вдруг зазвучали тревожные аккорды из музыкальной темы композитора Зацепина. — Так вот кто таинственный Шеф, под которого копает Михал-Иваныч! Какое предложение может сделать Степашин? Только предложение о проверке законности расходования средств. Но если такое предложение уже сделано, получается, что стабилизационный фонд уже расходуется! А кем он может расходоваться? Ну, то-то!»
Семеныч трезво вскочил и ломанулся к телефонам.
— Ты куда, — Геша схватил его за рукав. — Если вызвать такси с Петровки, то у тебя же есть мобильник.
— Ах, ё! Опять забыл, — Горбунков привычно вскинул руки и резко схватился ими за голову, набив очередную шишку на том же самом месте. Он уже полез в карман за трубкой, но тут Степашин на экране после паузы вдруг пояснил, что предложил Кудрину, куда можно направить средства стабилизационного фонда. Звонить Михал-Иванычу было не о чем, потому что стабфонд, как выяснилось, никто не расходовал. Просто генерал-профессор опять строил планы обустройства России, вспоминая светлые дни своего премьерства и ощущая тесноту в кубообразном здании Счетной палаты, и не более того.
…Через час Семен Семеныч и Геша, в хлам пьяные и довольные, поднимали тост за тех, кто не с нами, имея в виду Лелика, мерзнувшего под пихтой возле биотуалета. Горбунков при этом умиленно смотрел на портрет, красовавшийся в заведении на самом видном месте, и думал: «Хорошо, что он не преступник, а честный человек! И зачем же это я так напился?»