Собрал как-то фараон Эхнатон всех своих жрецов и давай решать, как бы получше так сделать, чтобы мумию Рамзеса из пирамиды вынести да в земле захоронить. А нравы в Древнем Египте, ясное дело, были не чета нынешним, так что разговор вышел непростой.

— Так и так, — говорит, значит, фараон. — Я, — говорит, — сын неба, солнцу подобный, царь и властитель Верхнего и Нижнего царств.

— Да, — хором поддакивают его люди. — Ты, — говорят, — самый что ни на есть сын неба. На небо похож, как две капли воды. Никто не усомнится в твоей схожести с небом. А кто бы мог усомниться, тех уж нету. Одних жрецы в жертву Осирису принесли, другие сами в Ассирию сбежали. А насчет солнца, так ты ему не просто подобен, а фактически и есть наше солнце. Что же касается царств, то и Верхнее твое, и Нижнее, и даже мятежная Абиссиния.

— Ну ладно, — согласился фараон, смущенно кашлянув. — Это правда, но я не о том. Я просто титулы свои перечислил, потому что так положено, да и вообще, чтобы не забывали. А собрал я вас, дабы обмозговать, как мумию из пирамиды вынести и закопать в Та Кемет, что по-русски означает «черная земля». Покуда мы с вами реформу нашей Египетской идеологи не затеяли, на мумию никто и внимания не обращал. Но раз уж я взялся египтянам мозги переформатировать, и даже сам себе имя поменял с Аменхотепа на Эхнатона, то пирамиду надо зачистить от мумии. А то Рамзесовы жрецы, накрой их Изида своим покрывалом, баламутят народ, мол, мумия возвращается. А люди верят. Особенно рабы. И даже пошли разговоры, что, мол, в стране несколько урожайных лет подряд, а люди голодают. И кое-кто из баламутов, сожри их Анубис, намекает, что неплохо бы поделить фонд тысячелетнего процветания и вечной стабилизации.

— А все Сфинкс проклятый, — поддержал начальство самый правильный жрец. — Он, видите ли, загадки людям загадывает. Прямо-то даже Сфинкс возражать не решается, но экивоками намекает.

— Ну, Сфинкса мы трогать не будем, — пообещал фараон. — Пока. Он, конечно, мерзкий тип, но хотя бы предсказуемый. И, главное, очень тяжелый. С тех пор, как мы ему позволили поверх всех смутьянов взгромоздиться, он их так своей массой придавил, что ни один скарабей из-под него выползти не может. Так что давайте лучше мысли по поводу того, как мумию из пирамиды вынести.

— Можно было бы объявить о всеобщем примирении, — предположил самый хитрый жрец. — Не всерьез, конечно, а так, для виду. Перезахоронить бы, скажем, пару знатных людей с белыми обручами на коронах, а после захоронить и мумию с красным обручем.

— А вот это пойдет, — обрадовался фараон. — Раскопайте где-нибудь в Вавилоне какого-нибудь полководца периода Среднего Царства, пусть даже бунтовщика, который на стороне Мемфиса воевал, и тащите его сюда, в Фивы. И еще кого-нибудь из гелиопольских оракулов.

— Можно кого-то из философов, — невпопад ляпнул самый культурный. — Ильина, Леонтьева или Владимира Соловьева.

— А что это мы на русский вдруг перешли? — хитро прищурившись, спросил фараон. — Нет уж, нет уж, чур, изъясняться иероглифами. Конспирация – превыше всего. А насчет философов, идея хорошая. Только Леонтьева хоронить рано. Больно уж складно брешет. Да и Владимира Соловьева пока оставьте. У него теперь тоже правильная ориентация, да и зритель у НТВ особенный, такого на Леонтьева не затянешь. Так что решено – раскапывайте этого, как его, Ильина.

— А если рабы все равно завоют, когда мы мумию тронем, — усомнился самый прозорливый жрец.

— Ну, тогда придется поручать это дело министрам храма, — развел руками фараон. — Если рабы завоют, помолимся Амону, вознесем хвалу Хнуму и позовем Митволя. Пусть Митволь проверит, а законно ли выделен участок земли под строительство пирамиды. Если не законно, пускай берет бульдозер и вызывает ОМОН, да поможет ему Амон! А главный санитарный жрец пускай в это время проинспектирует долину пирамид на предмет птичьего гриппа. Там, как мне доложили, много изображений Хора с птичьей головой, так что очень даже возможна эпидемия. Думаю, в целях недопущения, главный санитарный жрец головы-то Хору поотрывает. А я пока – хвала богу Ра – пойду выбирать наместника в Луксор из числа двух братьев-близнецов, включенных в список богами Шу и Тефнут, твою. Это не мат, это у египтян язык такой, если, конечно, наши дешифровщики не перемудрили.