Зашли как-то раз царь-государь наш Павел I в казарму посмотреть, как их любимые
войска живут. И попались им на глаза сапоги солдатские.
И так захотелось царю-государю самому в войну поиграть – ну, там, на плацу
шаг попечатать, или ногу в начищенном сапоге потянуть носком к солнышку, что
решился батюшка наш благодетель Павел I на себя сапоги солдатские примерить.
Да только не тут-то было. Ну, схватился, значит, царь наш государь за сапоги,
да как наморщится. Потому как, надо прямо сказать, батюшка-то наш Павел I был
росточку невеликого, комплекции миниатюрной, и силой выделялся более не физической,
а умственной, то бишь, государственную смекалку имел. А сапоги-то в ту пору
бывали тяжелые, такие, что, случалось, и два гренадера с трудом сапог от пола
отрывали, чтобы в угол перетащить.
И случился натуральный конфуз. Батюшка-то наш за сапоги солдатские как схватился,
да как рванул, а только с места не сдвинул. Ну, понятное дело, другой бы на
его месте рассердился. Тот же батюшка Петр Великий повелел бы пару генералов
за измену судить, а светлейшему князю Меньшикову самолично начистил бы до блеску
харю лица. А егойный, то есть Петра-то Великого, батюшка царь-государь Алексей,
за мирный нрав прозванный Тишайшим, повелел бы стрельцам тех генералов просто
и без лишнего шума на кол посадить. А матушка Екатерина Великая забрала бы тех
генералов в свои покои и лично бы их примучивала, обоих разом, покуда сами бы
в ссылку не запросились.
Но наш царь-батюшка Павел I смекалку имели государственную, как уже говорилось
при написании ихнего общего портрета. И тут как раз представился случай енту
самую смекалку проявить, что и было явлено восторженным подданным. Наш-то батюшка
никого карать не стал, а просто тихо так молвил, можно даже сказать, прошипел,
что, мол, в таких сапогах солдатам даже по горам Кавказским за черкесами бегать
не удобно, а не то что на плацу шаг печатать или, скажем, ногу тянуть носком
к солнышку. И повелел наш батюшка купить сапоги прусские, на тяжесть легкие
да видом любезные. А наши-то, тяжелые да видом ужасные, сдать в кунсткамеру,
где показывать вместе с другими уродами природы.
А уж коли интенданты к пруссакам экспедицию снарядят, повелел батюшка заодно
завести к нам от пруссаков гауптвахту. Своей-то гауптвахты у нас не было, да
и быть не могло, потому как прусское изобретение, не наше. Вот батюшка-то и
молвили, что, мол, захватить надобно заодно в Россию из Пруссии гауптвахту,
чтобы, значит, после еще одну экспедицию не снаряжать.
И так обрадовались генералы мудрости батюшки-то нашего, что тот же час карету
заложили и помчались в Пруссию, и заказали там сапоги самые что ни на есть,
а гауптвахту так и вообще решили закупить самую лучшую. Правда, с сапогами-то,
надо сказать, вышла ошибочка. То есть, купить-то их купили, да только не подумали,
что одной-то пары маловато будет. Хотя, с другой стороны, и не маловато, потому
как батюшка-то наш царь-государь Павел I на ту пару сапог посмотрели, и даже
приподнять их соизволили, и генералов похвалили, и по ленте ордена Андрея Первозванного
генералам-то через плечо перекинули.
Зато гауптвахта с той поры у нас никогда не пустовала. Так и радовала глаз,
покуда батюшку-то нашего царя-государя Павла I не придушили в пользу преемника
ихнего, батюшки нашего царя-государя Александра Палыча. А тот все новшества
прусские отменил, молвив, что хочу, мол, чтобы при мне все было как при бабушке,
то есть, значит, как при матушке нашей Екатерине Великой. Вот тогда и гауптвахту
пожгли, и сапоги прусские в Неву забросили, а обулись в лапти, да сено-солому
поверх намотали, что душе русской куда милее сапог чужеземных.