Андрей Кураев, профессор Московской духовной академии, диакон:

На момент, когда мы с вами беседуем, решение о том, как отнесется Собор к епископу Чукотскому Диомиду, неясно. Несомненно, что будет избрана та или иная форма осуждения. Это может быть выражение некоего порицания, призыв к покаянию, может быть передача этого дела на рассмотрение церковного суда, например, Синода, это может быть срочный вызов епископа в Москву, может быть перемещение епископа Диомида на другую кафедру, где ему дадут другое послушание в церкви, но не правящего епископа. Наконец, может быть запрещение служения до принесения покаяния. То есть, о лишении сана речь не идет. Вряд ли такая мера будет принята, потому что обычно в таких случаях может быть запрещение служения до того, как человек сможет иными глазами посмотреть на свои прошлые суждения и поступки.

Что касается самой сути, то епископ Диомид действительно создал свою собственную вселенную, в которой он ощущает себя героем Брестской крепости, а кругом одни враги. При чем здесь именно вывод предшествует всем остальным тезисам. То есть, если человек изначально настроен на то, что сейчас время предельного предательства, время конца света, время Антихриста, то, соответственно, он таким образом подбирает информацию, когда пропускается то, что противоречит его концепции и, напротив, всячески преувеличивается значение той информации, которая кажется ему подходящей. Плюс к этому он соответствующим образом интерпретирует те или иные сведения, которые к нему поступают. В итоге создается какой-то глобальный мир, и в этом смысле епископ Диомид мало чем отличается от подростка, который живет в мире виртуальной игры.

Если бы в этой игре был задействован только сам епископ, это было бы его личной проблемой, но он предлагает многим другим людям, по сути всей церкви, поиграться в его виртуальную игрушку. И здесь церковь имеет право и обязана предупредить: «Осторожно, это личная игра и личная страсть епископа Диомида».

Любая критика в адрес церковной жизни до некоторой степени оправданна. Вопрос в той или иной конкретике, в темпераментности этой критики, в широте выводов. Кто бы ни критиковал церковь - Владимир Ильич Ленин, или Лев Николаевич Толстой, или епископ Диомид, какая-то правда в этой критике, несомненно, есть. Это правда, что не все попы святые, это правда, что не всегда наши проповеди понятны. Вопрос в другом: сводится ли церковь к нашей несвятости в критериях понятности, причинах понятности или непонятности того или иного церковного текста, обращенного внутрь церкви или вовне ее. Владыка Диомид иногда подмечает даже справедливые вещи, делает слишком радикальные выводы, но чаще всего это просто мнительность, когда человек видит то, чего на самом деле нет. Например, ему грезится нарастание экуменических тенденций в жизни нашей церкви. Когда речь идет о тенденциях, то все это предполагает некоторую сравнительность, точку отсчета, критерии и замеры, единицы замера этого самого экуменизма. Все это, конечно, епископ Диомид опускает, а просто оповещает на весь мир, что нарастает нечто, что ему кажется крайне негативным.

Независимо от оценки экуменических контактов, позитив это или негатив для жизни православной церкви, градус контактов сегодня очевидно ниже, чем четверть века назад, когда владыка Диомид вместе со мной учился в стенах Московской духовной семинарии. Тогда 80% страниц церковного официоза было посвящено экуменическим контактам. Сегодня эта тема полностью отсутствует. В те годы в порядке вещей были молебны, которые католики служили в храмах наших семинарий в Москве и Петербурге. Сегодня этого нет. В те годы действительно экуменическая тематика, риторика были достаточно настойчивыми в устах наших высших иерархов. Сегодня ничего похожего нет. То есть говорить, что произошло что-то экстраординарное, такое, чего никогда не было прежде и вдруг сейчас произошло на этом событийном фронте, нет ни малейших оснований.

Ну, помолился патриарх в католическом соборе перед общехристианской святыней. Ну и что? А когда русские паломники веками приезжают в Бари и молятся перед мощами святого Николая тоже в католическом храме? Об этом знает любой православный человек, но никогда никто этим не возмущался. Храм Гроба Господня, в котором люди стоят в очереди, - и протестанты, и католики, и православные, и просто любопытствующие, и мусульмане, и, может быть, даже иудеи. И они стоят в храме, заходят по очереди в гробницу и каждый по-своему молится. То есть, рядом стоят люди, молящиеся каждый на своем языке, обращаясь к богу, но назвать это по-настоящему совместной молитвой вряд ли будет легко. Вот нечто подобное произошло и в Париже. А епископу Диомиду вдруг почудилось предательство православия. Значит, когда рядом с тобой оказывается человек неправославный, то ты лишаешься права на собственную молитву? Это очень странное представление. В этом случае первым грешником был апостол Стефан: будучи окружен врагами христианства, которые его убивали, он, тем не менее, молился к Христу.