Михаил Ремизов, президент Института национальной стратегии:

Как размещение американской системы ПРО в Восточной Европе было достаточно пустотной угрозой для безопасности России, точно также и отказ от размещения ПРО является пустотным достижением для российской дипломатии. Пустотной угрозой, потому что США в любом случае в независимости от наличия ПРО в Восточной Европе планомерно создают глобальную систему ПРО и реализуют достаточно жесткую военную доктрину, смысл которой в том, чтобы обеспечить неуязвимость США по отношению к любому потенциальному военному противнику, включая Россию с ее ядерным потенциалом, и чтобы обеспечить асимметричную одностороннюю ядерную гегемонию Соединенных Штатов в мире. В принципе этот проект не реализован, но он является реализуемым. Главный фактор его успеха – это все-таки система ПРО морского базирования и, наверное, военный космос. В этой конструкции у США достаточно точек наземного базирования уже сейчас. Создание еще одной точки в Восточной Европе могло бы быть полезным, но это не было критически важным. Неслучайно фактически было сказано о том, что необходимо рассматривать этот вопрос в контексте комплексного ПРО, только в этом контексте это вообще имеет значение.

Вопрос о том, с чего начинать – с активного развития морского ПРО или приоритетно строить наземное ПРО в Восточной Европе, - это вопрос скорее технический, и мы видим просто то, что администрации США удалось продать технический вопрос как огромную политическую уступку Кремлю. Я думаю, что Россия сама все сделала для того, чтобы это возможно было представить именно так, чтобы оказаться в долгу у администрации Барака Обамы. Этот долг России придется возвращать. Принцип дипломатии - не оказываться в долгу, тем более попусту. Поэтому здесь есть появилась зона уязвимости российской дипломатии, которая состоит в том, что России придется сделать ответные шаги, раз уж она сама настолько раздула значение этих военных объектов. Чем ответит Россия? Вероятно, речь пойдет об уступках в рамках нового договора по размещению стратегических наступательных вооружений.

Тем не менее, нельзя сказать, что это решение США вообще лишено какого-то определенного политического значения. Мне кажется, главное его значение скорее касается взаимоотношений США и Восточной Европы. Мы видим, что эпицентр болезненности этой проблемы находится именно здесь, а не в отношениях США и России. Сами восточноевропейские политики говорят, что проблема не в интересах безопасности и не в экономических интересах, которые они преследовали, а проблема в отношениях с США. У них возникло ощущение, что их цинично и откровенно использовали и продемонстрировали их невысокий статус в системе приоритетов американской внешней политики. Это чрезвычайно неприятно для амбициозных государств Восточной Европы, и здесь пока трудно сказать, какими будут последствия этого жеста Америки. Таким последствием может стать и более конструктивная позиция стран Восточной Европы во взаимоотношениях с Россией и партнерами в ЕС и, наоборот, активизация их игры на обострение. Пока это вопрос открытый. Но мне кажется более вероятным, что такой жест со стороны США побудит страны Восточной Европы к более конструктивным отношениям с Россией и со старой Европой.