Как-то в Кукуеве, на Ордынской улице, бывшей Советской, решили провести референдум о присоединении к другой кукуевской улице, Школьной. А улиц-то в Кукуеве было всего две, да и те крест накрест.

И вот, значит, на углу Ордынской и Школьной собрались ордынские жители. А, точнее, жительницы, потому как жили в Кукуеве почти сплошь бабушки, а дедушек осталось так мало, что когда из района пришла команда всем заниматься физкультурой, то на футбольную команду мужского населения не набралось, и пришлось бабкам взяться за перетягивание каната.

Председателем ордынской власти был, однако ж, дед Прокоп, который в годы молодости служил пожарным в районе, и потому имел возможность наблюдать жизнь изнутри и даже с изнанки, а не только с фасаду.

— А ну, бабки, — взял быка за рога дед Прокоп, — давайте-ка разом проведем рехрендум о присоединении к Школьной. Кто против?

— Да ну тебя, Прокоп Фадеич, — отмахнулась Дарья Анисимовна, слывшая когда-то первой девкой на селе и сохшая по Прокопу и по Юрию Гагарину. — Тебе сроду надо чей-то с нашими улицами делать. Вот тот раз, когда демократию встречали, ты сказал, что раз улицы крест накрест, то надо их называть не улицами, а стритом и авеню. У меня до сих пор на дому табличка висит «Ордынская авеню».

— Ты мне тут, Анисимовна, не бунтуй, — погрозил пальцем дед Прокоп. — А то мы тебе живо подстрекательство к массовым беспорядкам оформим. Ты же не понимаешь простого факта: вот как только мы со Школьной улицей объединимся, так к нам разом инвестиции пойдут.

— Ой, — заорала толстая бабка Прасковья Шишкина, — Да как же это они дойдут-то к нам из района? До нас же и почтальон третий год дойти не может!

— Дойдут, — успокоил собравшихся председательствующий. — В выборы же до нас с урной из района доходят, вот и инвестиции дойдут.

— Так ить у тех-то, которые в выборы, вездеходка имеется, — с сомнением прошамкал дедушка Кузя, в прошлом механизатор, а ныне местный эксперт по техсредствм.

— А ты что же думаешь, дядя Кузя, у инвестиций вездеходки не найдется? — Внушительно произнес председатель ордынской власти.

И стал увещевать соседей. Мол, сами подумайте, как мы в Кукуеве живем. Вторую зиму едим одну тыкву. Ту самую, которая у Авдотьевны на огороде позапрошлый год выросла. Ну, на той грядке, где потом нашли потерянный контейнер с отходами от секретного завода. А придут инвестиции, и у нас появится вторая тыква, а там, и третья. Кошек заведем, да только есть их сразу не будем, а совсем даже наоборот, заведем еще и собак. А там, глядишь, и скотина какая–никакая появится.

Словом, наобещал дед Прокоп ордынцам рай на земле и праздник на объединенной улице. И, увидав, что собравшиеся мечтательно притихли, подытожил:

— Ну, так, бабки, рехрендум назначим на Пасху.

— Да побойся ж ты Бога, — взмолилась тихонькая Марфа Никитична.

— Эх, Никитична, — с досадой выпалил председатель, — я же разве Бога не боюсь? А только из района приказ поступил.

И дед Прокоп достал из широких штанин бэушный мобильник, выданный ему прошлым летом районными властями для оперативной связи, что было в тему, потому как в Кукуеве телефона не имелось и не предвиделось. К мобильнику прилагались тридцать минут бесплатного разговора и зарядное устройство. Вот только не учли районные власти, что и электричества в Кукуеве не было с тех самых пор, как кто-то срезал провода на лом цветных металлов. Так что зарядить мобильник не представлялось возможным, и он служил символом власти, как держава в царской длани.

— Приказано побить рекорд явки, повышающийся в целом по стране от рехрендума к рехрендуму. — Важно сообщил дед Прокоп, сжимая мобильник в поднятой руке. — Вона в Усть-Ордынском-то округе собрали явку 99,7 процента. А на нашей улице всех со всеми 26 избирателей. То бишь, участников рехрендума. Так что, ежели кто не явится, то рекорду не выйдет. А вывод один: придем все и покажем 100 процентов ровно. Только надо поспешать. А то мы же не одни такие умные. На Первомай назначен рехрендум в Немухине о присоединении к Мухобранску с получением статуса спального микрорайона. И если мы не провернемся раньше, то они вперед нас соберут 100 процентов. И придется нам тогда собирать явку в 100,2 процента.

— Короче, бабки, — подытожил дед Прокоп, — На Пасху рехрендум, и никаких гвоздей. И вот еще что. До Пасхи никому не помирать, чтобы, значит, процент не портить.

И дед Прокоп засунул бэушный символ власти обратно в широкие штанины, старательно насвистывая «Прощание славянки».